Я умираю. Каждое ужасное слово режет по мне, словно лезвием по коже. Вы видите кровь? Сочится от каждого жестокого слова. Выходит из меня, причиняя еще больше боли.
Вы выглядите удивленными. Не стоит.
Дрю Эванс не сжигает мостов. Он подкладывает под ними динамит. Уничтожающий этот мост, горы, которые он соединяет и все вокруг, чему не посчастливилось быть в радиусе пятидесяти миль.
Дрю ничего не делает наполовину. Почему мое разрушение должно быть другим?
Я разворачиваюсь, чтобы пройти по коридору, прежде чем я рассыплюсь перед ним, как египетская пирамида.
Но он хватает меня за руку.
— Куда ты идешь, Кейт? Побудь здесь, может, обучишься новому трюку.
Вы знаете, как характер может делать человека привлекательнее? Как, например, парнишка в старшей школе, который, не смотря на отсутствие мышц и угревую сыпь болтается вместе с популярной толпой? Потому что он рассказывает самые смешные шутки и самые интересные истории.
Я бы хотела, что бы это работало в обратном направлении. Я бы хотела сказать, что слова Дрю по волшебству превратили бы его лицо в такое же чудовище, каким он звучал.
Но я не могу так сказать.
Посмотрите на него.
Я представляю, что именно так и выглядел Люцифер, когда Бог сбросил его с небес. Рассерженный и сломленный.
Но по-прежнему до боли прекрасный.
Я высвобождаю свою руку. А голос мой громкий, почти истеричный.
— Не трогай меня! Больше никогда не прикасайся ко мне!
Он медленно улыбается, само спокойствие. Вытирает свою руку о брюки, как будто он только что держался за что-то грязное.
— Для меня это, действительно, не будет проблемой.
Меня сейчас стошнит. Вырвет прямо на его черные туфли Бруно Магли.
И это никак не связано с моей беременностью.
Я иду по коридору, заставляя себя идти пешком. Потому что я отказываюсь позволять Дрю видеть, что я от него убегаю.
***
Я едва успеваю добраться до ванны.
Падаю на колени и крепко хватаюсь за унитаз. Ногти ломаются, а мои костяшки белеют. Желудок сжимается, и я делаю яростные вдохи. Кровь стучит в ушах, и кислота разжигает горло.
Я кашляю и всхлипываю, но мои глаза сухие. В них нет слез.
Пока нет. Это будет позже.
Как он может так поступать? Он сказал мне, что никогда… и я доверяла ему. Когда он говорил, что любит меня. Когда обещал, что никогда меня не обидит.
Я верила ему.
Мы никогда не говорили о том, чтобы завести детей. Мы также никогда не говорили о том, чтобы их не заводить. Но если бы я знала, что он воспримет это так, я была бы более осторожной. Я бы никогда…
Господи.
Послушайте меня. Мой бойфренд сейчас в гостиной с другой женщиной у него на коленях, а я сижу здесь, размышляя о том, чего бы я сделала, чтобы такого не случилось?
И я называла Дрю жалким.
Когда у меня в желудке уже ничего не осталось, я тащу себя к раковине и смотрюсь в зеркало. В ответ на меня смотрят запачканные щеки и глаза с красными под ними кругами на лице, которое я не узнаю.
Сбрызгиваю лицо холодной водой, снова и снова. Дрю может разорвать меня на части, превратить меня в трясущуюся массу стыда и угрызения совести, но скорее ад замерзнет, чем я позволю ему увидеть тебя такой.
Я ковыляю в спальню, вытаскиваю из шкафа спортивную сумку, и машинально скидываю туда первые попавшиеся под руку вещи. Мне надо убраться отсюда. От него. От всего, что напоминает мне о нем.
Я знаю, что вы думаете. «Твоя карьера, все, над чем ты работала — ты все это выбрасываешь на помойку»
И вы правы. Я так и делаю. Но ничего из этого больше не имеет значения. Это как… как те бедные люди, что выпрыгивали из башен 11 сентября. Они знали, что их это не спасет, но от огня было слишком жарко и им нужно было что-то делать, хоть что-то, чтобы спастись от боли.
Я закрываю молнию на сумке и закидываю ее на плечо. Потом прислоняюсь к двери и дышу. Один раз. Два. Три. Я могу это сделать. Мне просто нужно дойти до двери. Всего лишь с десяток шагов.
Я иду по коридору.
Дрю сидит на диване, ноги расставлены, глаза на танцующей женщине, двигающейся перед ним, бутылка Джека рядом с ним. Я всматриваюсь в его лицо. И на какой-то момент, я позволяю себе вспомнить.
Потосковать.
Я вижу его улыбку, в тот первый вечер, в баре, такую по-мальчишески очаровательную. Чувствую его губы, его прикосновения, первую ночь, когда мы занимались любовью, здесь, в этой квартире. Весь накал и потребность. Я переживаю заново каждое нежное слово, каждый момент любви с того времени.
И все это я прячу под замок.
В стальной коробке, которую запихала в дальний угол своего сознания. Чтобы открыть позже. Когда я смогу развалиться на части.
Я вошла в комнату и остановилась в нескольких футах от дивана.
Рыжая продолжает танцевать, но я не смотрю на нее. Я не отвожу взгляда от лица Дрю.
Голос мой суровый. Небрежный. Но на удивление решительный.
— Я сыта по горло. Тобой, всем этим. Не вздумай выследить меня через неделю и сказать мне, что ты сожалеешь. Не звони мне, чтобы сказать, что ты передумал. Все. Кончено. И я больше никогда не хочу тебя видеть.
Сколько родителей говорили своим детям-подросткам, что они наказаны навечно? Сколько подростков отвечали, что они больше никогда не будут с ними разговаривать?
Кончено. Навсегда. Никогда.
Такие громкие слова. Такие последние.
Такие пустые.
На самом деле мы не имеем их в виду. Их говорят просто так, когда ищут какой-то реакции. Молят об ответе. Правда в том, что если бы Дрю пришел ко мне завтра, или через месяц, или через полгода, и сказал мне, что совершил ошибку? Что хочет меня вернуть?
Я бы тут же приняла его назад.
Теперь вы видите, о чем я говорила раннее? Я не сильная женщина.
Я просто очень хорошо претворяюсь. Голос Дрю резкий:
— Звучит отлично, — он поднимает бутылку в качестве тоста, — вонючей чертовой жизни тебе, Кейт. И закрой там дверь на замок, я больше не хочу, чтобы мне мешали.
Я бы хотела сказать вам, что он в замешательстве. Что на его лице была капля сожаления, что в его глазах промелькнула тень печали. Я бы осталась, если заметила это.
Но его лицо ничего не выражало. Безжизненно, как у темноволосой куклы Кена.
И мне хочется кричать. Встряхнуть его, залепить ему пощечину, разнести все вокруг. Я этого хочу, но не делаю. Потому что если вы попробуете ударить кирпичную стену? Все, что у вас получится, это сломать себе руку.
Так что я поднимаю свою сумку и задираю вверх подбородок. И потом выхожу за дверь.
Глава 7
Определение характеристик личности типа А означает наличие целей и наличие стратегий для достижения этих целей. Я определенно тип А.
Планирование — это моя религия; Список дел — моя библия.
Но когда я добираюсь до середины вестибюля здания, которое было моим домом в течение последних двух лет, я понятия не имею, что делать дальше. Не знаю куда пойти.
И это страшно. Чувство невесомости — как астронавт, когда ему перерезают крепление, и он плывет в открытом космосе. Одинокий. Обреченный.
Моя жизнь вращается вокруг Дрю. И я никогда не думала, что мне потребуется план на случай непредвиденных обстоятельств.
Сначала у меня начинают трястись руки, потом плечи, потом колени. Сердце бьется быстрее, и я начинаю задыхаться.
Это адреналин. Реакция «бей или беги» — удивительный феномен. Это необдуманное действие — движение без разрешения мозга.
У меня это в полном разгаре. Каждая моя конечность взывает меня к движению. Идти. Моему телу все равно куда, лишь бы отсюда. Беги, беги, как можно быстрее, ты не можешь меня поймать, я Пряничный Человечек.
Пряничный человечек был везунчиком. У него был кто-то, кто за ним бежал.