— Ладно, просто… давай так. Когда ты написала в своем календаре имя Боб, ты имела в виду Роберту, кто на самом деле женщина и детский врач, и с которой ты вместе училась в Бостоне?
— Да.
— А парень, с которым я тебя видел, на парковке, — ее муж и также твой старый друг?
— Да.
У него натянутый голос. Как струна.
— И все это время, ты думаешь, мы ругались, потому что…?
— Потому что ты не хочешь, что бы я рожала ребенка.
Вы когда-нибудь видели, как рушится небоскреб? Я да. Он взрывается. Сверху вниз, чтобы не разрушить те здания, что поблизости. Вот что сейчас происходит с Дрю. Прямо перед моими глазами. Он рассыпается.
У него подкашиваются ноги, и он падает на колени.
— О, Господи… Иисусе… не могу поверить… черт… я — идиот… хренов дурак…
И я опускаюсь вместе с ним.
— Дрю? Ты в порядке?
— Нет… нет, Кейт… я совсем не в порядке, это страшно.
Я хватаю его руки, и его взгляд встречается с моим. И вот так — все обретает смысл. Наконец то.
То, что он наделал.
То, что наговорил.
Все становится на свои места, как кусочки мозаики.
— Ты думал, что у меня была интрижка?
Он кивает.
— Да.
Мир завертелся вокруг меня, и я едва дышу.
— Как ты мог такое подумать? Как ты вообще мог поверить в то, что я тебе изменяю?
— В твоем календаре было мужское имя… и ты солгала… и я видел, как тот мужчина тебя обнимал. Как ты могла подумать, что я могу не хотеть ребенка? Нашего ребенка?
— Ты сказал мне, чтобы я сделала аборт.
Его руки сжали мои.
— Я бы никогда тебе такого не сказал.
— Ты сказал. Сказал, чтобы я с этим покончила.
Он качает головой и рычит.
— Покончить с интрижкой, Кейт. А не с ребенком.
Я в защитном жесте поднимаю подбородок.
— Но у меня не было никаких интрижек.
— Что ж, я этого не знал, черт возьми.
— Что ж, а должен бы знать!!!
Я выдергиваю свои руки и толкаю его в плечи.
— Господи, Дрю! — Я поднимаюсь, мне надо отойти от него подальше, потому что это уже слишком. — Ты не можешь обращаться так с людьми! Ты не можешь так обращаться со мной!
— Кейт, я…
Я разворачиваюсь и тыкаю в него пальцем.
— Если ты скажешь мне, что сожалеешь, я оторву твои яйца и вставлю их тебе в глазницы, Богом клянусь!
Он закрывает рот. Молодец.
Я убираю волосы с лица. И начинаю метаться.
Должно ли мне стать сейчас лучше? Потому что все это оказалось просто ошибкой?
Если дом разрушит молния, думаете, его хозяевам станет легче от того, что молния совсем не хотела попасть в их дом?
Конечно, нет.
Потому что урон уже нанесен.
— Ты все разрушил, Дрю. Я так волновалась, когда собиралась тебе сказать… а теперь, когда я буду об этом вспоминать, все что я буду помнить, это каким кошмаром все обернулось! — Я останавливаюсь, а голос у меня дрожит. — Я нуждалась в тебе. Когда увидела кровь… когда мне сказали, что я теряю ребенка…
Дрю тянется ко мне, все еще стоя на коленях.
— Малыш, я не знаю, о чем ты говоришь…
— Потому что тебя здесь не было! Если бы ты был здесь, ты бы знал, но тебя не было! И… — голос мой дрожит, а зрение затуманивает от слез. — А ты обещал. Ты обещал, что не сделаешь этого… — я закрываю лицо руками, и плачу.
Плачу из-за каждой секунды бесполезной боли. Из-за трещины, что все еще между нами — и из-за того, какой выбор мы сделали, что привело ко всему этому. И я не имею в виду только его. Я большая девочка — я могу признать свою часть вины.
Дрю мог нажать на курок, но я зарядила ружье.
— Кейт… Кейт, пожалуйста… — он протягивает мне руку. — Пожалуйста, Кейт.
Он выглядит разбитым. И я знаю, что в то время, я была не единственной, кто страдал.
Но все равно качаю головой. Потому что «заново» можно сыграть только на детской площадке. В реальной жизни нельзя все переиграть.
— Нет, Дрю.
Я поворачиваюсь к нему спиной и направляюсь к машине. Но я успеваю сделать всего несколько шагов, прежде чем останавливаюсь и оглядываюсь назад.
Вы его видите?
Стоит на коленях, держится ругами за голову. Словно в ожидании палача.
Когда я думаю о Дрю, на ум приходят всегда два слова: страсть и гордость. Это у него врожденное. Кем он является. Споры, работа, любовь — все для него равно. Полный вперед. Без сомнений, без задержек. И Дрю знает себе цену. Он не спорит. Не идет на компромиссы. Ему это и не нужно.
— Почему ты здесь? — шепотом спрашиваю я, так тихо, что не знаю, услышит ли он меня вообще.
Но он рывком поднимает голову вверх.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты думал, что я тебе изменяла?
Он морщится.
— Да.
— Ты думал, что я влюблена в кого-то другого?
Он кивает.
— Но ты приехал… из-за меня. Почему?
Он взглядом обводит мое лицо. Вот так он смотрит на меня по утрам, когда просыпается вперед меня. Так он смотрит на меня, когда думает, что я этого не замечаю.
— Потому что я не могу жить без тебя, Кейт. Я даже не знаю, как пытаться.
Я обучалась по углубленной программе Английского в школе. Неделями, мы анализировали Грозовой Перевал Эмили Бронте. На протяжении большей части романа, Хитклифф был негодяем. Безжалостный и жестокий. И, как читатель, я должна была его ненавидеть.
Но я просто не могла. Потому что, не смотря на все его подлые действия, он так сильно любил Кэти.
Будь со мной всегда — прими какой угодно образ — сведи меня с ума!
Только не оставляй меня в этой бездне, где я не смогу тебя найти!
Я не могу жить без моей души!35
Некоторые из вас скажут, что мне следует сильнее наказать Дрю. Но он проделает эту работу получше меня. Другие скажут, что надо бы заставить его побегать за мной подольше. Но мы все знаем, что он так и сделает.
И иногда, прощение — корыстно. Мы прощаем, не потому что это прощение заслужили, а потому что это нужно нам самим. Чтобы обрести покой. Целостность.
Я смогу прожить без Дрю Эванса. Теперь я это знаю. А если выбирать?
То я бы не хотела.
Нас разделяет всего несколько шагов, и я проделываю каждый из них. Бросаюсь к нему, а он меня ловит. Обвивает меня своими руками и сжимает так крепко, что мне трудно дышать. Но мне все равно. Потому что меня держит Дрю — зачем дышать?
— Прости, Кейт… мне так чертовски жаль.
У него такой жалкий голос. И у меня на глазах наворачиваются слезы.
— Я не думала, что мы уже когда-нибудь… когда ты сказал…
— Шшш… я не это имел в виду. Клянусь Маккензи, я ничего такого не хотел. Никогда не хотел…
Он утыкается лицом мне в шею и его сожаление бежит из глаз и пропитывает мою рубашку.
Я сильнее прижимаюсь к нему.
— Я знаю, Дрю. Знаю.
Он гладит мои волосы, лицо, руки, спину.
— Я люблю тебя, Кейт. Так сильно тебя люблю.
В прошлом году Дрю и я ездили в Японию. Как-то мы остановились у магазинчика с деревьями бонсай. Они выглядят довольно странно, вам не кажется? Эти корявые стволы, и переплетенные ветки. Хозяин магазинчика сказал нам, что как раз все эти узлы и завитки делают их сильными, что поэтому они могут устоять даже в самый сильный ураган.
Вот также и у нас с Дрю.
Его губы касаются моего лба, моих щек. Он держит в ладонях мое лицо, а я его. И мы целуемся. Синхронное движение наших губ — ярое и болезненное, нежное и медленное. И все остальное, все обиды, все грубые слова, тают, как снег в лучах солнца.
Они больше ничего не значат. Потому что мы вместе. И мы найдем свой путь.
Дрю касается меня своим лбом, а потом накрывает своей рукой мой живот. Его прикосновения трепетны, а голос напуганный.
— У нас, правда, будет ребенок?
Я смеюсь, хотя из глаза все равно капают слезы.
— Да, будет. А ты, правда, его хочешь?